На улице было уже темно. Веселые огоньки Академии подмигивали метров с пятидесяти впереди. Фонари ласково манили пройтись по освещенной дорожке, время от времени шатаясь на ветру. И так хотелось мне в этот рай, где ждали меня милые, приветливые, а, главное, такие сердобольные люди, которые наверняка дали бы опохмелиться больному человеку. Короче, недолго думая, пополз на огонек. Только силы свои не рассчитал, да и со зрением странное что-то творилось. Но я ж упертый. Раз решил опохмелиться, значит, непременно доползу.
Эх, ударим алкоголизмом по бездорожью! Вестибулярный аппарат в глубоком обмороке. Не выдержал перегрузок и отключился. Иду на автопилоте. Точнее, ползу. Земля раздражающе маячит перед лицом, то и дело норовя клюнуть в нос. Деревья при незапланированной встрече с башкой жалобно скрипят. Башке, вроде бы, по фиг. И все же могли б и отойти. Не видят что ли, я ползу. Кстати, какой идиот посреди газона лес насадил? Так и заблудится недолго. Березки все, как под копирку. Наверное, близнецы.
Чтоб не потеряться, стал обгрызать кору в пределах досягаемости. Странно, обгрыз пока только парочку, а покоцан весь лес. Не иначе, диверсия. Происки махровых идеалистов, которые как всегда за равенство. Я равенства не против. Но очень хочется домой. Желательно, в этом тысячелетии. Меня там ждет муж, одна штука - убивается, рвет на себе волосы, проливает горючие слезы. И любовник еще, который уже наверняка масштабные поиски организовал, чтоб найти, добить и прикопать где-нибудь по-тихому. А я тут тусуюсь. Как в таком случае быть?
Я, конечно, природные красоты уважаю, но в строго дозированном виде. Такое количество древесины настораживает. Неужто, до амазонских джунглей дополз? Судя по виду, в чаще этой нога человека пока не ступала. Если не смогу принять вертикальное положение, то и не ступит. Карачки в зачет не идут. Тут так все передвигаются. Вон, как раз еще один криво ползущий вырисовывается. Ах, простите, даже два.
Господа, не подскажете ли, далеко еще до границы. Мне туда нельзя. Выпустить выпустят, а вот обратно шиш запустят. Я это, как его... неблагава... неблагада... наблаваго... ах, да - неблагонадежный! Ага, а говорят, язык без костей. Это, наверно, у других. А я как всегда отличился. Он у меня поперек рта застыл. Теперь по ощущениям это не язык, а одна сплошная кость. Гибкость на нуле. Слова выходят нечленаро... нечлерано... короче, такие вообще не выходят. Тринадцать букв - это предел. Я посчитал. Вот одиннадцать еще так оттараторю, словно ни в одном глазу. Двенадцать с переменным успехом. А тринадцать ни-ни. Тем более, четырнадцать. В итоге, все что больше двенадцати - чертова дюжина. Что сказать - гений! Сорт высший. Почему? Да у других гениев как? Или яблоком в темечко, или кошмар на всю ночь, но в любом случае в трезвом уме и здравой памяти. А я и в таком состоянии соображаю.
Извините, не могли б вы твердо стоять на земле, а не висеть с неба. У меня голова кружится, когда на вас смотрю. Господа, я к вам обращаюсь! Вы язык хоть какой понимаете? Нет? А если невербально?
Придумал, давайте общаться картинками! Будем рисовать прям на земле, точнее, на брусчатке. Мела у меня с собой нет, поэтому в качестве альтернативы предлагаю вашу кровь. Моя мне дорога, как память. Ну, куда же вы, господа? Слиняли! Наверное, их от крови мутит.
Эх, что-то мысли скачут, как блохи. Ни одну поймать не могу! Куда-то я полз... Чего-то я хотел... Или не хотел?..
Додумать мне не дали. Пришел кто-то страшный, злой и ужасно костлявый, взвалил меня на плечо, что-то повопил, кого-то обругал матерно, дал мне по шее и куда-то потащил.
"Это медведь!", - решило мое угасающее сознание. Наверное, после зимней спячки, оттого и тощий такой. А я стану первым обедом, который по собственной, пусть и не вполне трезвой, воле приполз к нему в лапы. Только мне уже не до таких мелочей.
И напоследок мелькнула мысль, что пусть уж лучше меня сожрет этот медведь, чем Дарено. По-крайней мере, животное пытать зазря не станет. Так что кушай, косматый, не стесняйся. И пусть ректор останется с носом! Он у него все равно большой, так что не страшно...»