«Но если право любить - показатель двуличности, Дай же мне тысячу лиц.» ©
Какой тяжёлый вечер... Не психологически, а просто физически давит небо тёмными тучами, и воздух слишком густой. А ещё совсем немного пахнет деревней, не знаю, отчего. Но эта тяжесть не гнетёт, она скорее успокаивает и погружает в полное спокойствие, своеобразный транс. И, наверное, поэтому не хочется идти домой. Там слишком шумно и тесно. Зато в такой вечер хочется читать Пелевина: много символов, много смысла, и ты просто погружаешься в эту Пустоту.
«Вокруг толпилась ребятня - некоторые были с санками, другие с коньками, - и я машинально подумал, что пока идиоты взрослые заняты переустройством выдуманного ими мира, дети продолжают жить в реальности: среди снежных гор и солнечного света, на черных зеркалах замерзших водоемов и в мистической тишине заснеженных ночных дворов. И хоть эти дети тоже были заражены бациллой обрушившегося на Россию безумия - это было ясно по взглядам, которые они бросали на сверкающую шашку Чапаева и мой маузер, - все же в их чистых глазах еще сияла память о чем-то уже давно забытом мной; быть может, это было неосознанное воспоминание о великом источнике всего существующего, от которого они, углубляясь в позорную пустыню жизни, не успели еще отойти слишком далеко.»
«- Мне не понравился их комиссар, - сказал я, - этот Фурманов. В будущем мы можем не сработаться.
- Не забивайте себе голову тем, что не имеет отношения к настоящему, - сказал Чапаев. - В будущее, о котором вы говорите, надо еще суметь попасть. Быть может, вы попадете в такое будущее, где никакого Фурманова не будет. А может быть, вы попадете в такое будущее, где не будет вас.»
(с) «Чапаев и Пустота» В. Пелевин
«Вокруг толпилась ребятня - некоторые были с санками, другие с коньками, - и я машинально подумал, что пока идиоты взрослые заняты переустройством выдуманного ими мира, дети продолжают жить в реальности: среди снежных гор и солнечного света, на черных зеркалах замерзших водоемов и в мистической тишине заснеженных ночных дворов. И хоть эти дети тоже были заражены бациллой обрушившегося на Россию безумия - это было ясно по взглядам, которые они бросали на сверкающую шашку Чапаева и мой маузер, - все же в их чистых глазах еще сияла память о чем-то уже давно забытом мной; быть может, это было неосознанное воспоминание о великом источнике всего существующего, от которого они, углубляясь в позорную пустыню жизни, не успели еще отойти слишком далеко.»
«- Мне не понравился их комиссар, - сказал я, - этот Фурманов. В будущем мы можем не сработаться.
- Не забивайте себе голову тем, что не имеет отношения к настоящему, - сказал Чапаев. - В будущее, о котором вы говорите, надо еще суметь попасть. Быть может, вы попадете в такое будущее, где никакого Фурманова не будет. А может быть, вы попадете в такое будущее, где не будет вас.»
(с) «Чапаев и Пустота» В. Пелевин