Китайцы в сердце МосквыСегодня Китай снова вторгся в мои органы чувств – благородный
Первый Консул поделился билетом. В Кремле при стечении множества высоких официальных лиц давали представление: китайская опера «Про девушку Мулань». Китайская опера – это вам не пекинская! Там барышни не орут дурными голосами так, что стаканы трескаются. Это была настоящая опера – с симфоническим оркестром, огромным хором и двумя главными героями, плюс 6 второстепенных.
Задники проецировались на задник (гм! И ведь технически точно, а что-то не так…) Порядка двенадцати картинок – закат, цветущая магнолия, веточка имени времен года, развевающиеся знамена, лунная ночь, Великая стена, свадебное убранство (спойлер, спойлер!).
читать дальшеО том, что закат не простой, а кровавый, мы узнали от хора. Точнее, из русских субтитров (это они внизу «суб», а эти были сверху. Супертитры?) Китайский русский, особенно художественный, просто трогает мое сердце. Эпитеты порой неожиданны, а способ сказать нечто простое превращается в целое шоу.
Хор настойчиво повторил, что закат кровав – потому что война. Почтенному старцу Хуа пришло аж 12 повесток в армию. О том, что его дочь сидит за ткацким станком, но не работает, тоже сообщил хор. Тут же выходит дева в розовом пеньюаре и повторяет вкратце про тяжелую политическую ситуацию в стране, особо напирая на 12 повесток.
Из-за кулис появляются пышущие здоровьем 30-летние китайцы с присыпанными мукой волосами, косплеящие родителей. Дедуля, надсадно кашляя, тащит фамильный меч. Бабуля становится в трагические позы и грациозно стряхивает слезу.
Вообще, в том, что у Мулань была мама, я сомневаюсь – у старушки единственной кофта была запахнута на неправильную сторону. Может, это как тень отца Гамлета, только наоборот – матери Офелии.
Девушка выхватывает у батюшки меч и начинает задумчиво вертеть его в руках. Оркестр сидит с очень настороженными лицами – оно хоть и бутафория, но свистит близенько. Муланька застывает в ушуйной позе «меч сзади» и уносится за кулисы. Родители жестами объясняют, что понятия не имеют, куда. Лукавят, конечно – но трогательно.
Из-за кулис появляется гренадер-девица в доспехах и плаще. Белом, с алым подбоем. Кавалерийской походкой… Ой! Не-не-не, это другая сказка.
Душещипательное прощание: дева пятится, папа изображает инсульт, мама грациозно стряхивает слезы.
Далее хор объясняет былинным языком, как шла она лесами дремучими, горами высокими, уже и голоса родителей не слышно – так далеко ушла, вот и лагерь светлых сил.
На фоне Стены, залитой зловещей маджентой, гордо вышагивает Генерал. Вы, смотревшие мультик, никогда не поймете прелести реальной жизни – он плюшечка. Не толстый, а очень плотный, круглолицый китаец. Где-то рядом тусуются еще 4 таких же, но без плаща. В конце они будут зваться генералами, намекая на главгероя как Генералиссимуса, не иначе. Опять же, это у Диснея девочка скромно пошла в пехоту. Здесь она явно попала в высшие эшелоны власти. Герои видят друг друга, кланяются уходят за кулисы. Лаконизм потрясает.
Вместо них говорит хор – как храбро сражалась Мулань, как с мечом скакала в первых рядах. Поминают хунские трубы и стрелы. Это «Жжж!» неспроста!
Генерал на привале поет про то, что дорогой друг Мулань так заботится о солдатах, даже ему одежду штопал. Как они дружны, как Мулань смел и отважен – вот и сейчас пошел в разведку, и что-то его давно нет. Потом радуется вернувшемуся герою, пытается греть ему пальцы в своих руках, похлопывает по плечу, всячески выражает дружбу. Потом они раз двадцать поют про то, как хорошо этой ночью дать решающий бой, как остры копья и мечи, и как страшны враги. В ходе перемещений они исполняют доз-а-до, из кулака Муланя вырастает хитрая резиновая стрела – и его утаскивают за кулисы.
Под звездным небом Генерал поет надрывно что-то вроде: «Что ж я, гадкий пидорас, друга лучшего не спас!» Страдает.
Следующая сцена настораживает – Мулань опять в женском. Поет о чувствах, которые теснятся в девичьем сердце, которые она страшится открыть самому близкому человеку. Как она любит зеленую траву, пенье соловья, тряску трясогузки и неистово любящих друг друга бабочек. Появляется Генерал. Она, поворачиваясь к нему, поет, что пусть «деревья нам будут сватами» («свадьба в тутах», проходили мы этот эвфемизм). Публика недоумевает – когда мы пропустили главное? Откуда монтаж?
И только когда героиня как бы проходит сквозь героя, одураченный зритель понимает, что проник в думы почти-влюбленных. Но не девушку, ох, не девушку видит в томленьях Генерал! (Слэшеры рыдают от сопричастности)
Антракт! Полчаса. Китайцы попроще суют под сиденья пустые бутылки из-под воды.
Победа! Четверо генералов поют – после первой веселятся, после второй обнимаются, в древнем Китае с этим попроще. Мулань входит в кабинет Генерала, видит зеркало на столе, начинает любоваться собой. Генерал сзади деликатно покашливает. Потом начинает мучительно догадываться, почему его боевой товарищ краснеет, тяжело дышит и сверкает глазищами. И сам себе отвечает – наверное, рана мучит. Мучит! – подтверждает Мулань. Пятиминутка рефлексии: вот разъедемся, мол, я буду землю пахать, а ты во дворце служить, забудешь братушку-Муланя. - Да я солнце с луной позабуду скорее, - убедительно врет Генерал. Брат же его от стрелы прикрыл грудью – а дай рану посмотреть? Юный трансвестит прикрывает вещдок, на лице крупными китайскими иероглифами написано: «Ахтунг!» (Груди перевязаны, кровь на рукаве, ага)
Потом, чтобы заговорить голову Генералу, Мулань утверждает, что напился. Эх, был бы я бабой – я б тебе шил-стирал-готовил, говорит. Генерал в долгу не остался: «Я б тебя нарядил в красную кофту, зеленые штаны, был бы ты красавицей-женой»
Где-то на этом этапе он говорит, что «любит это уставшее от войны лицо» и «хочет ухаживать вечно». В своем, чистом и незамутненном смысле, руки прочь от мужской дружбы! 
Они церемонно пьют вино до дна. Хор одобрительно встает и подпевает. Они также рассказывают, как девушка вернулась домой, переоделась-накрасилась, как все рады. Тут гуськом выходят генералы с вожаком, раскланиваются с родителями, хотят видеть дружбана Муланя, потому что без него и вино не сладкое, и пир не весел. «Что делать, что сказать?!» - голосят родители. На сцену медленно поднимается Мулань в алом платье. «Да, я десять лет (!) была с вами в мужском платье – но позвольте вначале поблагодарить соратников за то, что сражались рядом».
Потом она спрашивает ошалевшего Генерала, помнит ли он, что обещал спьяну. Помнит. А правду ли говорил? Генерала срывает с катушек, он дюжину раз поет: «Мои чувства правдивы, мое сердце правдиво, я сам весь такой правдивый». Мулань переспрашивает: «Твои чувства правдивы и т.д» тоже много раз. Он подтверждает. Потом они поют друг про друга: «Его (ее) чувства правдивы, и т.д» (Его/ее – нужное подчеркнуть).
Четыре генерала, чтобы разбавить надрывный пафос, поют: «Под горой прыгали зайчики, кто самец, кто самка – не разобрать», чем наверняка расстроили Генерала.
В свадебном антураже главгерои вдруг поют про павших товарищей. Потом понятно, что перед смертью те сказали хорошее – но длинный речитатив про смерть, боль и страдания насторожил. Субтитры слегка путали родовые окончания, как бы присоединяясь к шутке про зайцев. «Где лежит его могила» тоже порадовало, изысканный оборот. В общем, а бывает любовь к Родине - и вот теперь слайды. "Жили долго и счастливо" - это вам хор расскажет, когда-нибудь потом.
А потом общее крещендо – и хлопаем, хлопаем.
Красиво, по-китайски мегапафосно, но без излишеств. Голосищи потрясающие, дирижер замечательный, хор в костюмах терракотовых воинов – все прекрасно. Очень культурно обменивает между нашими странами.
Генерал - дубень. Чтобы за десять лет у юноши ни голос не сломался, ни щетина не выросла... да даже пописать на брудершафт - и то не догадался.
Мулань сделала прекрасную партию ))
Вики говорит: "Был ли у Хуа Мулань реальный прообраз или нет, неизвестно"А теперь -
СЛАЙДЫ!
а дальше сели батарейки, так что верьте на слово. 
